Апофеоз войны
Легендарную картину “Апофеоз войны” считают самой известной работой Верещагина. Это одно из беспощадных и выразительных художественных обличений войны.
Несмотря на то, что картина была написана под впечатлением от первобытной кровожадности восточных завоевателей, она лишена конкретной направленности, а скорее посвящается все тем, кто поддерживает или непосредственно участвует в разжигании войн и конфликтов. Ведь не зря сам Верещагин оставил на раме надпись о том, что полотно посвящается завоевателям прошлого, настоящего и будущего.
Согласно популярной легенде, за войсками Тимура оставалось страшное множество мертвых тел и черепа, сложенные в пирамиду. Даже в те дни, когда жил художник, эта жуткая традиция сохранялась — восточные полководцы воспринимали отсеченные фрагменты тела убитых ими врагов в качестве военных трофеев.
Верещагин воспринял эту традицию как некий символ. В итоге мир увидел уникальную по своей выразительности и силе воздействия на зрителя картину, которая, к сожалению, не потеряла своей актуальности по сей день.
«Я хотел писать солнце»
Однажды классик немецкой живописи Адольф фон Менцель, поражённый многогранностью дарования Верещагина, произнёс: «Der kann alles!» («Вот этот может всё!»). И был прав. Василий Васильевич в значительной мере обогатил изобразительное искусство своей эпохи. И всё же в мировую историю он вошёл главным образом как баталист. Верещагину, мастеру кисти, ненавидевшему войну и мечтавшему «писать солнце», самой судьбой было уготовано провести на поле брани большую часть жизни, там же, с альбомом в руках, и погибнуть.
Когда Василию было 8 лет, родители, состоятельные помещики, определили его в Морской корпус в Петербурге. По завершении учебного заведения молодого человека ждала блестящая карьера офицера. Но Василий, лучший выпускник, при встрече с великим князем Константином Николаевичем попросил об отставке. Новеньким, чистеньким гардемарином с аксельбантами и в треугольной шляпе он отправился в Академию художеств.
Здесь, в колыбели русского изобразительного искусства, Верещагин довольно быстро проявил свои творческие способности. Его эскиз «Избиение женихов Пенелопы возвратившимся Улиссом» получил серебряную медаль Совета Академии. Некоторое время спустя начинающий художник повторил эту композицию сепией на 3,5-метровом картоне. И снова успех. А ведь никто тогда и подумать не мог, какой план зрел в голове мастера. Выслушав похвалу академиков, Верещагин вернулся в свою мастерскую, разрезал картон на куски и бросил в огонь.
В 1865-м для учёбы «на свободе и просторе» Василий Васильевич отправился на Кавказ. Спустя 2 года, приняв приглашение генерал-губернатора Константина Петровича фон Кауфмана, он уже был в Средней Азии. Художник вспоминал: «Я поехал в Туркестан случайно и до сих пор не знаю, ладно ли сделал, что поехал; вероятно, ладно. Поехал же потому, что хотел узнать, что такое истинная война, о которой много читал и слышал».
В июне 1868-го, когда неприятель штурмовал Самаркандскую крепость, Верещагин оказался среди её защитников. Бой продолжался несколько суток. «Я помню свирепые головы варваров, — рассказывал он, — красные отблески на штыках наших солдат и поминутные командные крики артиллерийского офицера». Василий Васильевич рвался в самую гущу боя. Он верил, что его не убьют, что всё увиденное и пережитое он изобразит на своих картинах.
Художнику тогда исполнилось 26 лет. За мужество и отвагу он получил орден Святого Георгия 4-й степени. Эта награда стала единственной, которую Верещагин когда-либо согласился принять.
Японка
“Японка” – вероятно, одна из самых лирических работ художника, которая раскрывает менее известную сторону его таланта. В этой работе ярко проявилась любовь Верещагина к этнографии, особенностям быта, традициям и аутентичным нарядам Японии.
Даже цветовая гамма полотна настраивает зрителя на восточное настроение: сочетание красного, черного, лилового… Написана картина во время посещения художником Японии.
С точки зрения построения композиции, полотно хорошо продумано – даже рама для картины подобрана специально и, вероятнее всего, по индивидуальному заказу самого Верещагина. На ней изображен классический восточный орнамент.
Мулла Рахим и мулла Керим по дороге на базар ссорятся
В 1869-1870 годах Верещагин снова посетил Туркестан. Там его ожидали полные опасностей и удивительных открытий приключения, в результате которых он написал большую серию рисунков и этюдов с натуры, используемых им позже для создания Туркестанской серии полотен.
В итоговом варианте Туркестанская серия вмещала 13 картин, 81 этюд и 133 рисунка, среди которых была картина “Мулла Рахим и мулла Керим по дороге на базар ссорятся“. В таком виде она была экспонирована в Лондоне в 1873 году.
Эти работы отличаются разнообразием тематики полотен, которые охватывали разные стороны бытовой жизни, специфики общественных отношений и обычаев народов Азии.
Виды среднеазиатской природы тесно пересекаются с этнографически точным отображением ярких народных типов и своеобразием местных нравов.
Учеба в Морском корпусе
В возрасте 8 лет, отец решил определить его в Царское село в Александровский корпус. В нём обучались будущие офицеры, и уже 3 года учился старший из сыновей — Николай.
В кадетский корпус принимались только дети из дворянских семей. Несмотря на это, в нем процветало неравенство. 2 роты были сформированы и состоятельной аристократии. В третью роту определялись дети из семей победнее. Верещагин оказался в 4-ой роте, в ней кадеты готовились к поступлению в Морской корпус. Эта рота была «середина на половину».
Здесь Верещагин отучился чуть больше года. Вот что он писал по поводу пребывания в данном заведении в своих воспоминаниях: «В противоположность многим, вероятно, большинству моих сверстников, я не любил товарищества, его гнета, насилия… я только показывал вид, что доволен им, так как иначе меня защипали бы… Говорю обдуманно, что принудительное казарменное товарищество, действительно закаляя дух в известном направлении, не формирует характеров, а скорее сравнивает, нивелирует их, что оно уничтожает такие драгоценные качества, как наивность, самобытность и в значительной мере совестливость».
Располагался корпус в Царском селе, там кадетам прививалось почитание государя императора. Во время прогулок кадеты часто встречали маленьких великих князей, наследников императора Александра II. В 1853 году Верещагин закончил службу и был зачислен в Морской корпус. Именно в нём в нём также обучались все трое братьев художника.
Учеба в морском корпусе проходила в Петербурге, в течение первого года обучения будущий художник стал одним из лучших учеников. В Петербурге и Петергофе он очень часто имел возможность наблюдать воочию членов царской семьи и самого императора.
Учёба в корпусе научила Верещагина давать отпор обидчикам и уметь постоять за себя. Этот навык он пронес через всю свою жизнь. Больше всего Василий преуспевал в рисовании, что не осталось незамеченным преподавателем Каменевым. Они подружились и Каменев частенько приглашал мальчика к себе домой и показывал ему свои этюды и картины.
Вскоре его талант был замечен другим преподавателем — Александром Александровичем Фоминым, близким другом Карла Брюллова. Узнав об успехах сына, отец всё-таки пошёл навстречу и нанял для него частного преподавателя по рисованию Седлецкого. Который в свою очередь тоже увидел у мальчика особый талант и сообщил об этом отцу. Тогда тот купил ему красивый альбом для хранения рисунков.
Так как обучение рисованию в старших классах в Морском корпусе уже не проводилось, Верещагин стал посещать школу Общества поощрения художеств в Петербурге. Уже в ней его талант отметили академик и профессор: И. А. Гох и А. Ф. Моллер. В это время Василий Верещагин начинает постоянно посещать Эрмитаж, интересоваться историей картин и приобщает к урокам рисования своих младших братьев Сергея и Михаила. Они начинают посещать уроки по субботам вместе.
К окончанию учебы в Морском корпусе Верещагин уже принял решение стать художником. Сдав итоговые экзамены, Василий Верещагин занял первое место. Однако, в Морском корпусе ходили слухи, что теперь выпускникам необходимо прослужить 2 года, чтобы получить чин Мичмана. Верещагин очень не хотел идти в плавание и слукавил медицинской комиссии, сославшись на нездоровье. После чего он был уволен со службы, согласно своей просьбе по болезни. Одновременно с этим ему было присвоено название Прапорщика ластовых экипажей. С этого момента началась учеба Верещагина в Академии художеств.
Прогулка в лодке
На протяжении всего своего творческого пути Верещагин испытывал большой интерес к Японии. Страна восходящего солнца привлекала живописца своей непохожей ни на одну азиатскую страну культурой.
Еще в 1874 он собирался посетить Японию и лишь спустя 7 лет мечта наконец осуществилась. Впечатления от путешествия нашли свое отображение отражение только в нескольких картинах Верещагина, одной из которых является “Прогулка в лодке“.
Картинам художника на японскую тему свойственны определенная неуравновешенность композиции, заостряющая внимание на случайности запечатленного эпизода, воздушность цветовой гаммы, использование импрессионистических техник
1867-1874: Туркестанская серия
Он вернулся в Россию и напросился в художники к генералу К.П. Кауфману, назначенному генерал-губернатором и командующим войсками Туркестанского военного округа. Это новое долгое путешествие, которое предпринял 24-летний Верещагин, было полно самых разнообразных опасностей.
Однако самое серьезное испытание ждало Верещагина в войсках Кауфмана. Это произошло в Самарканде, когда крепость, в которой укрылось около шестисот русских солдат, окружило ханское войско численностью в пятьдесят пять тысяч человек. Силы были настолько неравны, что результат сражения был, казалось, предрешен.
По многу раз азиаты бросались на ворота и в проломы крепостной стены. Тысячи и тысячи воинов раз за разом штурмовали осажденную крепость. А русским неоткуда было ждать подкрепления. Уже в первые два дня гарнизон потерял около ста пятидесяти человек. Верещагин дрался вместе со всеми. Казалось, он не ведает страха и всегда оказывается в самых опасных и рискованных местах. Одна пуля попала ему в ружье, другая — в шляпу, кем-то брошенный камень поранил ногу. Это был, наверное, единственный в своем роде художник-солдат.
Осажденные выстояли. Верещагин получил Георгиевский крест «За блистательное мужество и храбрость». Итогом пребывания в Средней Азии стала персональная выставка в Петербурге.
Эльбрус. 1867
Постоялый двор близ Ташкента. 1867
Улица в деревне Ходжагенте. 1868
Узбек, старшина (аксакал) деревни Ходжагент. 1868
В горах Алатау. 1869-1870
Киргизские кибитки на реке Чу. 1869-1870
Киргиз. 1869-1870
Устроив выставку в Петербурге и поразив северных жителей экзотикой далекого юга, Верещагин снова рвется под палящие лучи туркестанского солнца. Кажется, он уже навсегда отравлен бациллой странствий, и для нормального, здорового существования ему обязательно нужны — простор, горячий ветер пустыни, новые впечатления, постоянное ощущение опасности и риска.
Он бродит по диким местам, заглядывает в самые дальние и потаенные уголки и ищет на свою голову приключений. На этот раз его экзотическую фигуру с этюдником можно было встретить на границе с Китаем. Он ночевал прямо в степи на земле, охотился, а к кумирням, в которых он отдыхал, подходили и рычали голодные хищники. Вероятно, он чувствовал себя самым счастливым и свободным человеком на свете…
Араб на верблюде. 1869-1870
Верблюд во дворе караван-сарая. 1869-1870
Дутарист. 1869-1870
Китайская палатка. 1869-1870
У крепостной стены. Пусть войдут. Около 1871
Торжествуют (эскиз). Около 1872
Вернувшись из путешествия, он вновь уехал из России и осел в Мюнхене. Там, Верещагин осмыслил свои туркестанские впечатления и за три года создал громадную коллекцию картин. Это были теперь всем известные — «Двери Тамерлана», «Продажа ребенка-невольника» и большая серия картин «Варвары», которую сам художник называл «героической поэмой». В «Варварах» Верещагин, словно предвосхищая возникновение кинематографа, попытался оторваться от статики отдельной картины и показал развитие событий, шаг за шагом, во времени. Зритель имел возможность как бы покадрово проследить весь ход операции — от ее начала и до трагического завершения. Верещагину настолько полюбился этот метод — серийного написания, — что впоследствии он часто писал именно так.
Он нанял в пригороде Мюнхена мастерскую с навесом, позволявшую ему писать натурщика, постоянно освещенного солнцем. Именно поэтому все его большие картины, выполненные в мастерской, производят впечатление писанных с натуры, так реально в них передано ощущение жаркого азиатского солнца.
Вообще же принцип документальной точности был для него главным. Он всегда рвался в самое пекло событий, чтобы самому перечувствовать и пережить все то, что чувствуют и переживают его герои. Он полагал, что правда жизни и сила искусства заключаются в максимально точном изображении видимого, и поэтому его картины кажутся как бы застывшими кадрами документальной хроники. Это действительно своего рода документальное кино XIX столетия, в котором все точно и достоверно, даже метка на халате узбека.
При жизни Верещагина его картины пользовались огромным успехом. Художник любил и умел устраивать свои персональные выставки, тратя на это значительные средства. Он специально декорировал залы бордовым бархатом, умело освещал картины, в том числе электрическим светом, раскладывал рядом с ними коллекции экзотических восточных предметов и приглашал музыкантов играть перед своими картинами. Поэтому для зрителей, где бы ни проходили выставки художника — в Лондоне или Вене, в Петербурге или Мюнхене, они всегда были значительными событиями, собиравшими массу народа.
Туркестанский солдат в зимней форме. 1873
Калмыцкий лама. 1873
«Всё прочувствовать и проделать»
Из Туркестана Василий Васильевич вернулся, по словам историка искусств Владимира Васильевича Стасова, «живописцем войны». Его Туркестанская серия полотен произвела на современников ошеломляющее впечатление. Власть обвинила художника в непатриотичности, коллеги подвергли критике его стиль. И всё же туркестанский цикл, выкупленный за большие деньги меценатом Павлом Третьяковым, стал, по мнению Ивана Крамского, успехом русской школы.
В 1877-м Верещагин, добровольно отбывший на начавшуюся войну с Турцией, во время атаки на Дунае получил серьёзное ранение, чуть не стоившее ему жизни. Едва оправившись после операции, хромая, он уже был у стен Плевны, где русские войска готовились к штурму. Осада болгарского города стала сюжетной канвой целого цикла полотен художника.
В 1879-м балканские работы Верещагина были выставлены во Франции. И снова Василий Васильевич остался верен себе: никаких триумфальных сцен, лишь нечеловеческий труд, раненые и погибшие люди. Когда знакомые спрашивали его, во имя чего он раз за разом рискует жизнью, художник отвечал: «Дать обществу картины настоящей, неподдельной войны нельзя, глядя на сражение в бинокль из прекрасного далёка… Нужно не бояться жертвовать своею кровью, своим мясом — иначе картины мои будут «не то»».
Неприятие обществом Верещагин переживал очень остро. «Больше батальных картин писать не буду — баста! — сетовал он в письме к Стасову. — Я слишком близко принимаю к сердцу то, что пишу; выплакиваю (буквально) горе каждого раненого и убитого».
Персональные выставки «непатриотичного» художника, демонстрировавшего не победы, а изнанку сражений, не только в России, но и за рубежом сопровождались горячими дискуссиями. «Солдатам и школам, — писал Василий Васильевич о своей выставке в Берлине, — запрещено было ходить гуртом на мою выставку». Нечто похожее имело место и в США: «На предложение моё водить на выставку по дешёвой цене детей я получил ответ, что картины мои способны отвратить молодёжь от войны, а это, по словам этих господ, нежелательно».
Верещагин за мольбертом, 1902 год. (ru.wikipedia.org)
Считая путешествия «великою школою», художник много ездил по миру. Но «фурия войны», как на холсте, так и в жизни, не отпускала его. Начавшийся в 1904-м русско-японский вооружённый конфликт заставил Верещагина снова встать в строй. 31 марта он находился на борту броненосца «Петропавловск», по свидетельству очевидца, стоял на мостике и зарисовывал морскую панораму, когда корабль подорвался на японской мине и пошёл ко дну.
Ушел в процессе творения
Верещагин любил путешествовать, любил Восток, но то был всё Ближний Восток – Кавказ и Туркестан, а его более привлекал солнечный колорит Дальнего Востока – Япония, куда он и отправился после других стран в своё последнее путешествие. Эта страна поразила его своей действительностью, здесь он пишет свою японскую серию. Верещагин, как бы предчувствуя что-то надвигающееся, говорил перед поездкой:
Хотел писать солнечные мирные картины, но опять помешала война, начавшаяся в 1904-м году между Россией и Японией. Последняя, без объявления войны атаковала эскадру русских судов в районе Порт-Артура.
Верещагин не мог остаться в стороне, несмотря на возраст (61 год), он отправился на развернувшийся театр военных действий. 31 марта состоялась последняя батальная сцена в жизни художника. На броненосце «Петропавловск» вице-адмирал Макаров отправился навстречу противнику, его сопровождало ещё несколько судов.
Василий Васильевич Верещагин «Апофеоз войны», 1871 годМестонахождение: Государственная Третьяковская галерея, Москва, Россия
Утром японцы открыли огонь. «Петропавловск» ответным огнем заставил их отступить, но сам недалеко от полуострова Тигровый хвост подорвался на мине. От этого взрыва сдетонировали заряды броненосца, и объятый пламенем, он ушел под воду. Всё происходило очень быстро, выжило лишь 80 человек, а среди 650-ти погибших оказались Макаров и Верещагин, который рисовал всё происходящее во время боя.
И действительно, он был необычным человеком, пацифистом, преследуемым войной. Верещагин страстно пытался доказать, что война – сущее зло, несущее лишь смерть и разрушения. Его картина «Апофеоз войны» – прямое тому доказательство. Даже современники художника говорили о том, что его картины будоражат умы не только в двух российских столицах, но и в Берлине, Париже, Лондоне и других городах мира.
Он всегда был честен и откровенен в своём творчестве. Его «Бурлаки» отражают тяжелое положение крестьянства в царской России, а серия «1812-й год» закрыла для него Францию. Верещагин не получил Нобелевскую премию мира из-за слишком честного изображения великого Бонапарта во всём его ничтожестве в сожженной Москве. Даже на Всемирную выставку оскорбленные французы не пустили художника, правдой подрывающего величие государств и людей.
Жены Верещагина были для него не только любимыми женщинами, но и помощницами в творчестве. Первая жена Элизабет Мария Фишер стала соавтором книги «Очерки путешествия в Гималаи г-на и г-жи Верещагиных». Лидия Васильевна Андреевская – вторая жена художника играла на его выставках на пианино, создавая творческую атмосферу.
Василий Васильевич Верещагин с женой Лидией
Сегодня многие картины Верещагина, ранее не выставлявшиеся, реставрируют, чинят необыкновенные рамы. На выставках этого художника прошлого есть о чем задуматься и современному человеку, так как войны по-прежнему идут, люди гибнут, а геополитика стоит на первом месте. Когда Верещагина номинировали на Нобелевскую премию мира он сказал:
Контекст создания полотна
Во второй половине 1860-х генерал-губернатор Туркестана и командующий русскими войсками в Средней Азии К. П. Кауфман пригласил художника к себе на службу — тот должен был состоять при генерале в чине прапорщика. Василий Верещагин согласился и отправился в Ташкент, затем в Самарканд, где он участвовал в обороне осаждённого города.
Критики называли Верещагина ташкентско-бомбейским величеством
Дважды художник отправлялся в Среднюю Азию и провёл там немало времени. Он неизменно оказывался в гуще событий, переживал лично всё происходящее, чтобы затем писать честные каратины об истинном характере войны.
Над Туркестанской серией Верещагин работал два года в Мюнхене. В предисловии к каталогу, составленному им самим, Верещагин говорил: «Варварство среднеазиатского населения так громадно, а экономическое и социальное положение в таком упадке, что чем скорее проникнет туда с того или другого конца европейская цивилизация, тем лучше. Если мои верные очерки помогут уничтожению недоверчивости английской публики к их естественным друзьям и соседям в Средней Азии, тягость путешествия и труд устройства выставки будут более чем вознаграждены».
В Европе работы Верещагина встретили тепло. Настал черёд везти полотна на родину. Первым был Петербург. Вокруг верещагинской выставки разгорались страсти. Военные были недовольны. Верещагину пришлось пережить резкие нападки за якобы клевету на русскую армию. Даже генерал Кауфман был оскорблён увиденным: по воспоминаниям художника, главный начальник Туркестана имел слабость рассердиться на некоторые из туркестанских картин. «Он некоторым образом шельмовал меня перед всем своим штабом на приёме, доказывая мне, что я во многом «налгал»: отряд де его никогда не оставлял на поле боя убитых и т. п. Статский генерал С*** окончательно вывел меня из терпения, рассказывая о своих впечатлениях перед моею «клеветою» на солдат. Я пожёг те картины, что им кололи глаза», — указал в дневниках художник. Речь идёт о картинах «Забытый», «Окружили — преследуют» и «Вошли».
Верещагин во время русско-турецкой войны. (wikimedia.org)
Москва получила первые сведения о картинах Верещагина из петербургских газет и из собственных источников. Например, корреспондент «Московских ведомостей» так охарактеризовал полотна Верещагина: «Это эпопея туркестанской войны, изображённая с туркменской точки зрения… Герои — туркмены, побеждающие русских и торжествующие свою победу. Поэт-художник воспевает их подвиги и венчает их апофеозой из пирамиды человеческих черепов».
Когда же выставка доехала до Москвы, все полотна купил за 92 тыс. рублей Павел Третьяков и предложил в подарок училищу живописи и ваяния, но с условием, чтобы учебное заведение сделало пристройку с верхним освещением, где бы и могла помещаться вся коллекция. В училище посчитали, во сколько обойдётся стройка, попытались получить от Третьякова ещё 15 тыс. рублей, в ответ на что услышали, что коллекционер изменил решение и намерен передать работы Верещагина Обществу любителей художества. Последнее от подарка отказалось под предлогом отсутствия площадей для хранения. Тогда Третьяков построил новые залы при своей галерее и оставить коллекцию себе.
Несмотря на критику, Верещагин всё же произвёл фурор. Академия художеств даже вознамерилась присвоить ему звание профессора, на что Василий Васильевич ответил следующее (и текст этот был опубликован в прессе): «Известясь о том, что императорская Академия художеств произвела меня в профессора, я, считая все чины и отличия в искусстве безусловно вредными, начисто отказываюсь от этого звания». В ответ на это началась травля.
Н. Л. Тютрюмов, давно уже добивавшийся профессорского звания, решил воспользоваться моментом. Он напечатал в «Русском мире» статью под заглавием: «Несколько слов касательно отречения г. Верещагина от звания профессора живописи». Автор текста утверждал, что картины написаны не самим Василием Васильевичем, а «компанейским способом», в Мюнхене. Ведь, по мнению Тютрюмова, совершенно невероятно, чтобы один человек в столь короткий срок создал такую массу полотен.
Дело в том, что Верещагин действительно пригласил архитектора для помощи в выполнении некоторых технических деталей, но эта подсобная работа ни в какой мере не может подвергать сомнению авторство самого художника.
В защиту Верещагина выступили Репин, Крамской, Стасов, Ге, Шишкин, Якоби и многие другие. Они организовали экспертизу, результаты которой были всенародно оглашены. Честь Верещагина была восстановлена.
Известные произведения Верещагина Василия Васильевича
Картину «Смертельно раненный» В. Верещагин написал в 1873 году, находится она в Государственной Третьяковской галерее, в Москве. Эта картина связана с обороной Самарканды.
2 июня 1868 года двадцатипятитысячная армия Баба-бека и пятнадцатитысячный отряд киргизов, под руководством Адиля-Дахти, осадили русский гарнизон Самарканда. 658 человек, в числе которых был и прапорщик Верещагин, отступили в цитадель, распложенную у западной стены города.
Настигнутый вражеской пулей, схватившись за грудь, он побежал в круговую по площадке, крича: «Ой, братцы, убили, ой, убили! Ой, смерть моя пришла…» Бедняк ничего уже не слышал, он описал ещё один круг, пошатнулся, упал навзничь, умер. Об этом вспоминал сам художник, а предсмертные слова солдата были воспроизведены им на самодельной раме.
Место действия обозначает жёлтая зубчатая стена на фоне пыльно-синего среднеазиатского неба. Простое среднерусское лицо солдата так загорело, что его уже не отличишь от басурманина. Руки он прижал к груди, пытаясь остановить хлынувшую из раны кровь. Многие из тех «братцев», к кому обращен предсмертный вопль солдата, уже полегли в неравной битве с врагом.
Картина «Мавзолей Тадж-Махал в Агре» исполнена в 1874-76 годах, хранится в Государственной Третьяковской галерее, в Москве. Весною 1874 года в Петербурге Верещагин выставлял свои туркестанские работы. Однако, в официальных кругах его обвинили в «антипатриотических настроениях».
Не надеясь, что государство купит эти работы, Верещагин уезжает в расстроенных чувствах в путешествие по Индии. Тут и был написан «Мавзолей Тадж-Махал в Агре». Этот великолепный памятник эпохи Великих Моголов был построен Шах-Джаханом в качестве усыпальницы для его любимой жены в середине XVII столетия.
В последствии здесь похоронили и самого Шах-Джахана.
Всего в мавзолее 5 куполов. Центральный купол высотой семьдесят четыре метра. Стены его облицованы полированным белым мрамором, инкрустированным самоцветами.
По углам мавзолея своей жены неутешный Шах-Джахан приказал выстроить четыре минарета. Мавзолей строился около 20 лет, а в строительстве участвовали двадцать тысяч рабочих.
Мавзолей стоит на берегу реки Джамана, самого длинного и полноводного притока Ганга.
Картина «Побеждённые. Панихида» написана русским художником в 1878-79 годах и хранится в Государственной Третьяковской галерее, в Москве. Это одна из самых известных картин балканской серии. Верещагин, вместе с братьями, участвовал в балканской войне. Война знаменовала собой освобождение «братьев-славян» он турецкого ига.
Полотно, которое писал художник, по собственным словам, «буквально со слезами на глазах», документально точно отражает результаты сражения под Телишем (1877 год). Русские тогда потеряли 1300 человек.
Японский нищий
Государственный Русский музей
Японский нищий
Первый вопрос, который возникает у каждого зрителя: что на голове у товарища? Корзина для мусора или сетка от насекомых? Сразу и не скажешь, но это шляпа. Такие головные уборы под названием «тэнгай» и по сей день носят монахи японской школы дзен-буддизма Фукэ. Думаю, в наше время Верещагин с такими сюжетами мог бы стать лучшим в истории фотографом National Geografic! Благодаря подобным полотнам выставка близка к тому, чтобы называться этнографической. Не зря ее дополнили декоративно-прикладным творчеством стран, которые изображал Верещагин в своих картинах.